Ниженаписанный тест так или иначе обдумывался в течение последних двух лет, но был излит на бумагу только вчера вечером. Он немного непоследователен, отрывочен и мозаичен. Связано это с тем, что не все части поставлены на свои места. Хотя почти все - найдены. Все эти два года я время от времени возвращался к ряду волнующих меня вопросов:
1. Почему люди делают то-то и то-то?
2. Почему люди пишут книги, если их уже миллиарды?
3. Почему люди нуждаются в общении?
4. Откуда берется равнодушие к смерти?
5. В чем источник фанатизма?
6. В чем природа страха?
Это лишь облеченное в форму слов то, что занимало меня, в той или иной степени все это время. На самом деле мысли не всегда помещаются в сосуды слов - порою они шире, как туман, как дымка.. Они роятся в голове как осы, как ворох маленьких кусочков одной картины - пазлов. Вряд ли я понял что-то необычное или открыл что-то новое. Нет. Но я сложил свои пазлы.
Как бы сбивчиво ни было - вперед.
Страх есть ожидание небытия. Страх есть ощущение угрозы небытия. Больше всего в этой жизни человек стремиться быть. И не быть даже, а именно чувствовать свое бытие, свое нахождение в этом мире. Это самое пронзительное желание людей как живых существ - ощущать самих себя здесь. В этом все - секс, рождение детей, изготовление вещей, общение с себе подобными, написание картин и книг, молитва, драка, учительство, всякая активность - политическая, религиозная, творческая. Даже отнимая жизнь у подобного себе , человек неосознанно подтверждает себе, что он, в отличие от убитого - жив, есть, тут, существует. Человек испытывает страх перед всем, что лишает его чувства бытия, присутствия в этом мире, нахождения здесь. Он боится расставаний, потерь друзей и любимых, потери власти, влияния, служебного положения, возможности творить и выражать себя, сексуальной, физической и интеллектуальной потенции. Человек отчаянно сопротивляется утрате всего, что является для него якорем в этом мире, признаком и доказательством для него самого его существования в этом измерении. Страх перед личным небытием есть подводная часть айсберга большинства человеческих поступков, принимаемых решений, конфликтов, альтруизма и подлостей, благородства и сволочизма, этот страх - красная нить любой мотивации, на которую уже нанизывается все остальное, более явное и привычное нам. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, я понимаю, что глубине своего сознания я делаю это для того, чтобы чувствовать себя человеком, человеком мыслящим, чтобы чувствовать себя вообще. Это как мой любимый диалог, мною же однажды с сарказмом и придуманный:
- Как ты себя чувствуешь?
- Я себя чувствую.
Но если все действительно так, если главным страхом человека является его страх перед небытием, несуществованием себя в этом мире, то почему же тогда человек способен на целую череду действий, так или иначе этому существованию угрожающих или прерывающих его вовсе? Как то: добровольная смерть в бою, самоубийство, риск жизнью и здоровьем ради чужих казалось бы людей? Как тогда объяснить феномен самурайского сэппуку, летчиков-камикадзе, смертниц-шахидок, а применительно к нашей стране - воинов панфиловцев, солдат со связками гранат под танками и солдат, бросающихся на амбразуры пулеметных гнезд? Как объяснить поведение людей, осознанно жертвующих своим существованием в этом мире? Видимо, даже игнорируя сам факт личной веры или религиозного безверия, человек все же уверен, что он - нечто большее, чем просто физическая оболочка. Человек прежде всего - автономная мыслительная субстанция, а уже потом - руки, ноги, уши и пальцы ног. Человек патологически стремится не только везде и во всем непрерывно ощущать свое существование, но и упрочить его, довести его до абсолюта, до логического завершения и конечности. Таким логическим завершением стремления к постоянному самоощущению себя является стремление к бессмертию. Человек жаждет бессмертия, ищет его и находит. Находит он его зачастую в том же, что одновременно дает ему ощущать себя - в рождении и воспитании детей, в создании вещей, предметов, империй, оставлении своих следов, даже если они заключаются в сожженных храмах, концлагерях или надписях на стенах. Человек обретает бессмертие не путем какого-либо поддержания функционирования своей автономной мыслительной субстанции, нет - он приобщает, внедряет, инкорпорирует ее в вещи, на его взгляд способные пережить его физическую оболочку, вещи, в его представлении претендующие на вечность, бесконечность или воспроизводство. Подобно Данко человек вынимает сердце своей души и вкладывает его в призрак своего бессмертия.
Именно стремление к личному бессмертию порождает у части людей готовность умереть за что-то. Верующий умрет за веру, за святыню, за храм не потому, что ему промыли мозги, нет - он умрет за это потому, что он уже - в этом, он уже большей частью себя в этой вере, в этой святыне, он уже - камень этого храма. Сражаясь за веру он обессмертит ту свою часть, что была этой вере отдана. Он уже бессмертен, ибо для него лично он уже не столько голова, руки, ноги, пальцы и прочее, нет - он уже в этом храме, с этой святыней. Когда мы расстреливаем исламских экстремистов, занявших круговую оборону вокруг мечети, мы только внешне стреляем в людей. Но людей как таковых там уже нет. Мы стреляем в мечеть. В мечеть, в которую превратились эти люди. Которой они стали. Они неотделимы от того, во что верят и в этой неотделимости их личный путь к бессмертию. Мать и отец умрут за своего ребенка, ибо этот ребенок и есть часть их, их продолжение, их путь в вечность. Стремление к продолжению рода есть не только стремление к сексу или заботе в старости, которой зачастую просто нет. Стремление к продолжению рода при всей своей нежности и любви есть стремление жить в последующих поколениях. Сражаясь и умирая за детей, веру, армию, любимых, идею, творение искусства, мы сражаемся и умираем за себя в них. Мы обретаем бессмертие, умирая за что-то, что выше нас, что будет наследовать этот мир нам.
Именно отсюда берутся добровольцы всех войн, фанатики и безумцы, идущие на смерть с улыбкой торжества, именно из этой страны родом самураи и крестоносцы, апостолы и святые патрики, панфиловцы и камикадзе, шахидки и зои космодемьянские, че гевары и гарибальди, гитлеры и геростраты. Это во многом разные люди, но их объединяет пронзительная жажда бессмертия, жажда неумирания, жажда ощущения себя не только в этом мире, но и в вечности вообще. Все эти люди испытывали только один страх - не быть. Небытие, несуществование, смертность их душ, имени, дел - вот самый страшный кошмар их жизни. Вот откуда столько сил, энергии, упорства и неистовства в достижении своих целей, словно у каждого из них в нагрудном кармане лежал билет в Вечность...
Потому вот, чем больше я думаю над мотивацией самураев или хэдинов, исламских или коммунистических смертников, тем больше понимаю, что для фанатика смерть не является окончанием и прекращением жизни, нет - для фанатика смерть и есть самое яркое и прекрасное доказательство бытия, для фанатика смерть - само торжество жизни, ибо умереть может только тот, кто живет.
Человек рождается в мир, борется на пути к ощущению своего бытия в этом мире, всеми силами стремится к личному бессмертию и идет на добровольную смерть только ради того, чтобы доказать себе, что он - жив.
